— Светоча можно понять, — негромко сказала Нурайна, глядя на закрывшуюся за гостем дверь. — Мы для него — загадочные, опасные чужеземцы... и живое напоминание о той неприятной истории.
— Да боится он, что мы языками начнем трепать про то, как он мимо скамьи уселся! — зло отозвался Орешек.
Женщина промолчала. Орешек бросил на нее тревожный взгляд. Ой, не нравилась ему сегодня Нурайна! Вялая... глаза странно блестят... посреди разговора обрывает фразу, умолкает... Не заболела ли, храни ее Безликие!
Орешку захотелось немного развеселить свою спутницу. Встав, он отошел к двери, грациозно поклонился Нурайне и вернулся в центр комнаты — но уже чинной походкой воспитаннейшего придворного. На подушки опустился легко и изящно, к яблоку на блюде протянул руку, словно оказывая скромному плоду великую честь.
В глазах Нурайны мелькнула искорка интереса.
— Похож... — скупо бросила она.
Ободренный, актер продолжил представление. Голос его звучал музыкально и мягко:
— Высокородный господин и прекрасная госпожа, во имя богов, не подумайте, что вас выгоняют из города, но это так оно и есть... Вы — истинное украшение столицы, до сих пор Нарра-до жил лишь предвкушением встречи с вами, но, как говорится, гладкой дороги вашей повозке...
— Похож, — вновь уронила Нурайна. Глаза ее остекленели, она резко побледнела. — Вашей повозке... повозка... такая легкая, с широкими колесами... чтобы не тонули в песке...
— Э-эй, — испугался Орешек, — ты это чего?
Нурайна продолжала монотонно и безжизненно:
— Но под колесами не песок, а камни. Горная дорога, вокруг скалы...
Орешек поднялся на ноги, тревожно заглянул сверху вниз в серо-белое, с бисеринками пота, лицо Нурайны. Бредит? Сошла с ума?
— Впереди повозки — вереница верблюдов, — невыразительно говорила женщина, — и люди, много людей... А в повозке — двое, они связаны... но я не вижу, кто это.
Орешек протянул руку, чтобы тряхнуть спятившую спутницу за плечо, но ладонь замерла в воздухе, опасливое недоумение сменилось благоговейным восторгом. Парень понял, что происходит у него на глазах. Второе Зрение, о котором он часто слышал в сказках! Дар, которым могли похвастаться очень немногие Истинные Маги!
Орешек почувствовал себя мальчишкой, который в сумерках слушает старую легенду, полную чудес и невероятных приключений.
А голос женщины тянулся ровной слабой нитью:
— Караван остановился, верблюды сгрудились... Погонщики суетятся, кричат, что впереди засыпало тропу...
Орешек опустился на колени и требовательно заглянул в невидящие глаза наследницы Первого Дракона.
— Илларни, да? На повозке — Илларни?.. Ну, говори же!
— Она скользит по склону, как ящерица... — Нурайна явно не слышала вопроса. — Вся круча в пещерках, из одной и появилась женщина. В суматохе ее не замечают, она вьется меж верблюдов, пробирается к повозке. Погонщик хватает ее за руку, она бьет его ножом... сильный, точный удар, тот умер, не крикнув. Женщина прыгает в повозку, режет путы на одном из пленников... вот, вот, встал уже! Это очень сильный, рослый мужчина, но он пьян или болен, даже стоит с трудом... Их заметили! Поднимается крик... женщина тянет мужчину за руку прочь, к пещерам... Я знаю эту женщину! Это...
Голос оборвался. С глубоким стоном ясновидящая откинулась на ковер.
Орешек метнулся к сундуку, на котором стоял кувшин с вином, наполнил чашу и вернулся к лежащей в обмороке Нурайне. Что делать? Приводить ее в чувство? А если этим он убьет чародейку? Ведь ее душа сейчас далеко...
Он сел на ковер рядом с женщиной, поставил на пол чашу и застыл, прислушиваясь к дрожащему, неровному дыханию Нурайны, боясь пошевелиться, чтобы не прогневать таинственные и грозные силы, что владели сейчас хрупким человеческим существом, — и могли его смять, раздавить, уничтожить. В сказках не раз говорилось о том, как погибали колдуны, которые пытались заглянуть дальше, чем позволяли им боги.
Шло время, но Орешек не замечал его бега. Лишь когда Нурайна коротко застонала, он рванулся к ней — и почувствовал, как затекло тело от напряженного ожидания. Бережно, нежно приподнял он безжизненную голову королевской сестры и пристроил на сгибе своего локтя.
Другой рукой осторожно поднес чашу с вином к белым губам женщины.
— Илларни, — сказал он мягко и негромко. — Илларни Звездный Блеск из Рода Ульфер. Астролог Илларни.
— Пещера, — с трудом отозвалась Нурайна. Она открыла глаза — взгляд оставался невидящим — и глотнула вина. Кожа ее чуть порозовела, она продолжила тверже: — Огромная черная статуя и жертвенник... в засохшей крови...
— Илларни там, в пещере?
— Сидит на ступеньках жертвенника. Перед ним — человек в черном, не вижу лица... Рядом на коленях стоит женщина, тот человек намотал ее длинные черные волосы себе на руку...
Лицо Нурайны исказилось, словно от боли, голос резко изменился. Орешек чуть не уронил чашу — так знакомы ему были эти хрипловатые старческие нотки.
— Что ж, мерзавец, ты все верно рассчитал! Да, спасая эту девушку, я погублю много других людей... Я понимаю, это несоизмеримо, но не смогу ради тех, кого вижу лишь в своем воображении... не смогу я ради их спасения отдать на растерзание твоим псам вот эту живую девочку! Моя слабость, мой грех, моя слепая совесть... гореть мне в Бездне до золы... Ладно, стервятник, слушай мое последнее слово: я иду на сделку! Нет, не открою тебе тайну, это было бы слишком... да я сойду с ума еще до того, как начну говорить! Но я дам слугам Кхархи Душу Пламени — готовую, сотворенную для убийств! И не вздумай торговаться, я не...