Караульный десяток устроился на гребне стены. Конечно, воины по очереди следили за притихшей ночной долиной, осененной ясным лунным светом. Но и скучать они не собирались. Натянули между двумя зубцами рогожу, укрылись за ней от ветра и забавлялись, как могли.
Орешек знал эту игру. Берется любой предмет — камешек, яблоко — и перебрасывается из рук в руки. Тот, кому предмет бросили, должен быстро, пока приятели не успели сосчитать до пяти, начать рассказывать смешную байку. Не успевал, замешкался — плати каждому из игроков по медяку. Игра могла продолжаться долго: хорошо подвешенный язык считался национальной чертой грайанца — как упрямство и выносливость силуранца, вспыльчивость и любвеобильность наррабанца или скрытность жителя Ксуранга.
Сейчас небольшой круглый камешек лежал на ладони у Аранши. Девушка не спеша, со вкусом повествовала:
— ...Ну, дружки его и спрашивают: «Ты что ж всех нас, наемников, своей трусостью позоришь? Как ты мог позволить паршивому разбойнику один на один тебя ограбить? У тебя ведь и оружие было!..»
Тут Аранша, сидевшая лицом к лестнице, заметила Хранителя и дарнигара, но даже бровью не повела и закончила свой рассказ:
— А он отвечает: «Было оружие, было! В правой руке — топор, в левой — меч... Обе руки заняты были! Я этого разбойника зубами, что ли, должен был грызть?!»
Привстав, девушка через головы хохочущих друзей бросила камешек в сторону Хранителя. Орешек невольно поймал летящий в него предмет.
— Раз! — требовательно и лукаво начала наемница, не обращая внимания на дарнигара, который из-за плеча Хранителя состроил ей зверскую физиономию и показа кулак.
Солдаты обернулись, на миг смутились при виде начальства, но тут же хором рявкнули.
— Два!
Воины дружески относились к Аранше и всегда готовы были ее поддержать. Раз она дерзит Хранителю — будем дерзить вместе, всему десятку меньше влетит...
На счете «три» Орешек опомнился и выдал байку о том, как знатный путник заночевал в придорожном трактире, а слуге велел стеречь лошадей у коновязи. Перед сном хозяин окликнул слугу через окно: «Эй, ты не заснул?» — «Нет, господин мой, размышляю». — «Да? Интересно, о чем?» — «Уж больно мудрено Безликие мир устроили: суша на воде лежит, а не тонет...»
В полночь господин проснулся и тревожно крикнул в окно: «Эй, не спишь?» — «Нет, господин мой, размышляю». — «И о чем на сей раз?» — «До чего ж мудры Безымянные: небо без подпорок, а не падает...»
Успокоенный господин проспал до утра, а на рассвете вновь спросил в окно: «Ну что, размышляешь?» — «Да, господин». — «Молодец! Хвалю! А о чем?» — «Да вот думаю: как же оно так получилось, что лошадей все-таки свели?..»
Смеялись ли солдаты? Еще как смеялись! Даже те, кто уже слышал эту историю. Правда, Орешек и рассказал ее хорошо, в лицах все изобразил.
— Ладно, — сказал он, закончив рассказ. — Только врага не прозевайте. А то и не заметите, как орава Людоедов к вам подсядет шуточки послушать.
Орешек бросил камешек ближайшему солдату, весело скомандовал: «Раз!» — и ушел, провожаемый восхищенными взглядами.
Спустившись со стены, Сокол и Харнат направились к Дому Исцеления. Когда они были уже у дверей, над головами прокатились три колокольных удара. Полночь.
В первой комнате Дома Исцеления вошедших встретили полумрак и тревожная, непрочная тишина, то и дело разрываемая негромким стоном или хриплым бредом. Раненые спали жарким, тяжелым, душным сном. Старый лекарь Зиннитин менял на лбу у одного из больных мокрую тряпку, рядом на коленях стоял помощник с миской зеленого травяного отвара в руках.
Увидев тихо вошедших Хранителя и дарнигара, Зиннитин почтительно кивнул и глазами показал Соколу на дверь в соседнюю комнату. Тот заулыбался и шагнул к порогу. Недогадливый Харнат двинулся было следом, но был остановлен гневно-укоризненным взглядом лекаря.
В соседней комнате было жарко, как в бане. Зеленоватый пар застил все вокруг, пахло чем-то горьковато-сладким, тягучим. Жуткое ложе с ремнями для рук и ног было опрокинуто на крышки ларей, чтобы не мешало трем женщинам хлопотать у гигантского, еле влезавшего в очаг котла. В котле пузырилось что-то густое, зеленое.
Две косматые старухи-рабыни, в отблесках огня и зеленых клубах пара похожие на страшных Ночных Ведьм, длинными деревянными черпаками снимали пену в широкий таз. Заметив Хранителя, они захихикали, низко поклонились, побросали черпаки и вышмыгнули за дверь.
Третья женщина обернулась к Орешку. Пылающее от жары лицо в бисеринках пота, покрасневшие глаза, скрученные веревочкой волосы, бесформенный фартук из мешковины поверх платья...
Самая прекрасная женщина на свете.
— Представляешь, — пожаловалась Арлина, забыв, как всегда, поздороваться, — здесь никто не умеет правильно уваривать силуранский лишайник!
Хранитель нежно привлек девушку к себе.
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— Как курица на вертеле, — честно ответила Арлина. — Жарко, кручусь... и кудахтать уже не хочется...
В душе Орешка всколыхнулся гнев. Пропади она пропадом, эта осада, нельзя же мучить такую чудесную девушку! Она же на ногах еле стоит! Какой там, к болотным демонам, лишайник, чтоб ему выкипеть и пригореть!..
Хранитель уже набрал в грудь воздуха, чтобы грозно приказать невесте немедленно снять фартук и отправляться отдыхать. Но Арлина бросила через плечо взгляд на очаг и с коротким визгом вырвалась из объятий Сокола.
— Пена уходит! — дикой кошкой зашипела она. — Сейчас на дно осядет! Где эти старые дуры? Гони их сюда! Что стоишь, как пень, давай бегом!..